На Терском берегу есть огромная скала, далеко выдающаяся в море. Святой Нос - так называется этот мыс. Если от него протянуть прямую линию до другого Носа, до Канина, который находится на архангельском берегу, то получится незримая черта, отделяющая Баренцево и Белое моря.
Нос - понятно, так поморы называли выступающую в море часть суши. Но почему Святой? Возможно, потому что на омывающие его воды опытные мореходы смотрели с опаской: мол, идешь мимо этого Носа - перекрестись, лишним не будет. Очень уж сильные здесь приливы и отливы. Можно только представить, как тяжело было преодолеть это место крохотным парусным и гребным судам. Недаром на мысу издревле ставились опознавательные «кресты-признаки». Да и могильные появлялись не раз… Место считалось до того опасным, что иные даже предпочитали преодолеть его по суше. В древности через Святой Нос пролегал волок, а находящаяся неподалеку на Терском берегу губа по настоящее время называется Волоковой.
В XIX веке для безопасности мореплавания в самых опасных местах на Беломорье было решено построить маяки. Официальной датой рождения беломорских маяков следует считать начало сентября 1833 года. Тогда было, как говорили поморы, «открыто освещение» Мудьюгского маяка. Это мероприятие было одобрено начальником Второго отделения Гидрографического департамента Михаилом Рейнеке (1801 - 1859), исследователем Балтийского, Баренцева и Белого морей. Кстати, он неоднократно бывал в нашей Коле, как-то нанимал там гребцов на свою лодку, когда описывал Кольский залив. В 1828 году Михаил Францевич участвовал в постройке на мысе Святой Нос неосвещаемой башни - об этом написал в его биографии историк профессор Василий Пасецкий. А настоящий, с осветительной аппаратурой, маяк был здесь построен четверть века спустя - в 1862 году.
Свет его пробивался на 18 миль, указывая путь идущим в Архангельск кораблям. Вот только близлежащие воды менее опасными не стали. И в 1872 году бурное течение опрокинуло шхуну «Бакан», которая доставила на маяк припасы. В морской пучине, как отметил в своем очерке много путешествовавший по Северу поэт и журналист Константин Случевский, тогда погибли двенадцать моряков…
Но история, о которой я хочу напомнить, случилась позже, около века назад. Свидетельств ее осталось немного, и источники расходятся даже в фамилии главной участницы. Пишут и Багрецова, и Багренцева, но последний вариант встречается несколько чаще, поэтому остановлюсь на нем.
Евлампий Багренцев служил на Святоносском маяке с 1896 года. Есть свидетельства, что в начале нового века он стал терять зрение. Впрочем, проверка показала, что с помощью жены он очень хорошо справляется со своим делом, и потому полуслепой, как ни странно для такой должности, маячник работал до 1917 года. Затем передал управление маяком сыну, который освещал путь идущим мимо кораблям еще восемь лет. Однако Евлампий имел не только сына, но и дочь. С нею-то и связана эта история, случившаяся, судя по всему, в 1915 году.
Огонь Первой мировой бушевал не только в центре Европы, его пламя перекинулось и на Крайний Север. В Архангельск срочно вызывали суда, находившиеся в Северной Атлантике из опасения, что немецкие подводные лодки могут безжалостно потопить не только транспортные, но и пассажирские суда. Попутно замечу, что в числе вернувшихся оказался и пароход «Печора», на борту которого был знаменитый летчик Ян Нагурский (1888-1976), первым в мире совершивший полеты в Арктике в поисках пропавших экспедиций Седова, Брусилова и Русанова.
Все было сделано вовремя, ибо немцы в конце 1914 года уже ставили подводные мины в горле Белого моря, а потом прислали еще крейсер «Метеор», который стал охотиться за мирными поморскими судами.
Прибавилось работы и у смотрителя маяка Святой Нос Багренцева, точнее, вахта стала чуть ли не круглосуточной. Помимо будничной, мирной работы - вовремя зажечь и погасить маячный огонь, «нарядить» нужным знаком сигнальную мачту, запустить во время тумана сирену - приходилось делать еще многое.
Смотритель сигналами «сводил» подходящие из океана суда в группы, предупреждал капитанов о минной опасности и нахождении тральщиков. Ему же вменялось бдительно следить за горизонтом, где могли внезапно появиться германский рейдер или подводная лодка противника.
Итоги наблюдений Багренцев докладывал в Архангельск. А в штабе уже привыкли к исчерпывающим сведениям с Терского берега, и на их основании принимались решения: выходили к Иокангскому рейду тральные партии, давали предупреждения об опасности экипажам торговых и рыбных судов, заранее планировалась работа Архангельского морского порта. Война все набирала смертельные обороты, а немногочисленный штаб бился над тем, чтобы выполнить требование центра бесперебойно направлять внутрь России военные грузы, прибывающие в порт от союзников. В телеграммах-молниях постоянно мелькало короткое, как окрик, «Срочно!»…
Не давали передышки и капитаны судов, застрявших в караванах у входа в Белое море. Они ежедневно просили прислать минные тральщики к Святому Носу для проводки сквозь минные заграждения. И далеко не святыми словами крыли начальство моряки, застрявшие неподалеку на Иокангском рейде. И все чаще в оперативных штабных сводках мелькал Святоносский маяк.
В такой напряженной обстановке всегда случаются в работе накладки. Нередки они были и в архангельском штабе. Однажды раздался звонок из Петрограда, из самого Морского генерального штаба, и строгим голосом спросили, где находится английский пароход с ценным военным грузом.
«Большие» штабисты считали, что британец давно должен стоять в порту. Но его там не было. Встревоженный недовольством столичного начальства дежурный офицер штаба Беломорья позвонил на далекий Терский берег. Вызов за сотни верст проходил с трудом.
Наконец на маяке сняли трубку, и дежурный чуть не свалился со стула: ему ответил детский голосок, старавшийся подражать интонациям старших: «Святой Нос слушает!»
Раздраженный офицер начал попросту орать: «Кто со мной говорит?! Где смотритель маяка?!»
Но детский голосок не испугался и спокойно доложил: «Я Маруся Багренцева, дочь смотрителя. А отец сильно болен…»
Офицер на минуту замолчал… Вот оно: «Пришла беда - отворяй ворота…» Передний рубеж охраны Беломорья из-за болезни смотрителя остался без надежного зоркого глаза. Именно оттуда, с Кольского побережья, приходила самая ценная и точная информация. А нового человека туда враз не отправишь: замену надо найти и не ближний свет. Врача можно послать только морем, да и то при условии хорошей погоды. А данные о зарубежном корабле требуются немедленно. Дежурный решил ухватиться хотя бы за ничтожный шанс и попросил девочку посмотреть пароход.
Несколько минут тревожного и томительного ожидания, и снова в трубке звучит прозрачный детский голосок. «Святой Нос доносит. Пароход прибыл в 22 часа. Дано службой связи. Сейчас на рейде стоят суда, - Маруся четко перечислила их названия. - Орловский маяк предупредил: первая группа тральщиков прошла маяк, идет к нам. Завтра караван идет в Архангельск. № 25367. Святой Нос. Телефонограмма окончена» - и связь оборвалась.
В штабе облегченно вздохнули: сведения были полными и не требовали уточнений.
Служба на маяке, несмотря на болезнь смотрителя, шла безупречно. Главнокомандующий Архангельском и районом Белого моря объявил Марусе благодарность.
Все последующие дни девочка по первому требованию передавала телефонограммы с оперативной информацией.
Только спустя время подвернувшейся оказией на Святой Нос были отправлены специалист из военных и врач. На месте они с удивлением отметили, что дочь смотрителя не только содержала маяк в образцовом порядке, но и днем, и ночью подавала судам условные сигналы, как флажные, так и туманные. Маруся Багренцева, по сути, спасла несколько пароходов с ценными грузами, самостоятельно подав им сигналы идти на Иокангский рейд и ждать тральщиков, без помощи которых их могла постигнуть печальная участь.
Обо всем этом и было доложено в штаб в Архангельске, что, рассказывают, даже заставило командира прослезиться от умиления мужеством девочки.
Когда же эта история стала известна в Петрограде, то оттуда пришел специальный приказ, в котором сообщалось: «В воздаяние отличной доблести, спокойствия и редкого добросовестного отношения к службе в тяжелых обстоятельствах военного времени девица Мария Багренцева награждается серебряной Георгиевской медалью».
В годы Первой мировой войны, как утверждают историки, это была первая боевая награда на Беломорье. А отмеченной ею девице сравнялось всего лишь двенадцать лет…
Больше о Багренцевых (или Багрецовых), к сожалению, ничего не известно. Хотя, может, и до сих пор где-нибудь на Севере живут их потомки, которые могли бы уточнить подробности этой истории и дальнейших судеб ее участников. Это было бы, конечно, интересно.
А Святоносский маяк до сих пор указывает путь кораблям, идущим из Баренцева в Белое море или обратно. Причем с 2002 года - в статусе объекта областного значения, представляющего историческую ценность и подлежащего охране.
Рашид САЛЯЕВ
Опубликовано: «Мурманский вестник» от 29.10.2009
